|
|
Гербы
родовые
составляются
по просьбам
частных лиц
согласно с
правилами
геральдики
и с
соблюдением
нижеизложенных
правил, и по
изготовлении
Департаментом
Герольдии
Правительствующего
Сената
представляются
на Высочайшее
Его
Императорского
Величества
утверждение,
по
воспоследовании
коего копии
с них
выдаются
просителям,
а подлинные
хранятся в
Департаменте
Герольдии.
1.
Проситель в
пояснительной
записке о
своем гербе,
прилагаемой
к прошению,
может обозначить
фигуры или
эмблемы, из
коих он
желал бы
составить
герб, или же
представить
проект
рисунка всего
герба.
2. Следует
избегать
повторения
эмблем, данных
уже другому
лицу, и для
составления
полного
списка
составленных
Правительствующим
Сенатом и
Высочайше
утвержденных
гербов
следует при
выборе
нового герба
оставлять
копию с
оного с
обозначением,
когда и кому
герб выдан.
3. Герб
может
состоять
только из
одного поля
в щите;
второе поле
должно быть
мотивировано:
а)
прибавлением
фигур по
особой
монаршей милости;
например,
императорский
орел в
разных
формах в
гербах
русских
князей и
графов;
Примечание:
тут Кене
имеет ввиду
те случаи, когда
аугментация
(особое
гербовое
почетное
пожалование
монарха/государства)
обременяет
не фигуру
(главу,
вольную
часть), не выносится
в сердцевой
щиток, а
именно
занимает
равноправное
с родовым
гербом поле -
наряду с ним;
примеры -
гербы
графов
Эссенов
(двупольный
щит), герб
графа Павла
Игнатьева
(четверочастный
щит), герб
князей
Варшавских
графов Паскевичей-Эриванских
(в который
Высочайше,
наряду с
орлом
империи,
дарована и
аугментация
в виде герба
Варшавы, а
также ереванская
башня с
воротами:
родовой
герб при этом
занимает
только одну
из
четвертей).
б)
вследствие
исторических
воспоминаний
в гербах
государственных
деятелей и
полководцев;
например,
графов
Толстых,
графа
Остен-Сакен
и пр.;
Примечание:
герб графов
Толстых и
правда набит
полями,
каждое из
которых
отражает "исторические
воспоминания"
о заслугах
первого
графа
Толстого -
Петра; при
этом родовой
герб
помещен в
сердцевом
щитке.
Не вполне
понятно
приведение
в пример герба
российских
графов
Остен-Сакенов:
представители
разных
ветвей
этого рода в
разное
время
получали
российские
графские
гербы (всего
их - три), но
всюду
основной,
большой щит
их гербов
один и тот же -
конструктивно
ничем не
отличающийся
от древних и
дороссийских
гербов
Остен-Сакенов
(четверочастное
деление, где
двупольный
герб
Остенов соединен,
видимо, с
гербом
Сакенов).
Видимо, с точки
зрения Кене
сама
древность
такого многопольного
деления
есть
исторически
уважительный
мотив.
Возможно и
другое: из
грамматического
единственного
числа в
инструкции ("...графа
Остен-Сакен"),
можно
сделать
вывод, что
Кене имел
ввиду лишь
один из этих
трех российских
гербов
носителей
этой
фамилии, самый
последний
из них, тот,
который был у
него на
памяти, а
именно -
пожалованный
Дмитрию
Ерофеевичу
Остен-Сакену
в 1855-ом. В гербе
этом
действительно
есть
конкретное
"историческое
воспоминание",
связанное с
личностью
пожалованного.
Дмитрий
Ерофеевич
прослыл
деятельным
оборонителем
Одессы и Севастополя
в Крымскую
войну, за что
стяжал многие
почести,
включая и
графский
титул с графским
гербом и
соответствующим
дополнением-"воспоминанием"
- это поле с
обремененной
якорем
башней над
волнами. Но
"теснит" это
добавление
никак не
части
основного герба
Остен-Сакенов,
а делит с
аугментацией
сердцевой
щиток(имперским
орлом: он в
верхней половине
щитка). Т.е. в
строгом
смысле
слова поле с
башней в
сердцевом
щитке никак
не иллюстрирует
"прибавление
второго
поля" в родовой
герб: в гербе
Д.Е.
Остен-Сакена
родовой
герб сам по
себе, а
"историческое
воспоминание"
под
аугментацией
- само по себе.
Скорее, все
гербы
Остен-Сакенов
- хороший пример
не к этому, а к
следующему
пункту - в).
в)
соединением
двух или
нескольких
фамилий,
причем
главный
герб должен
быть изображен
на главном
месте,
например, в
среднем
щите, как в
гербе
Демидовых,
князей
Сан-Донато.
Примечание:
герб
Демидовых-Сан-Донато
- иллюстрация
скорее ко
второй
части фразы,
но не к
первой.
"Главный
герб"
(Демидовых) в
нем и
вправду
помещен в
сердцевом щитке,
но само поле
составлено
вовсе не из
гербов
"нескольких
фамилий".
К первой
части фразы
хорошей
иллюстрацией
является
герб тоже
-Демидова, но
Николая Лопухина-Демидова,
где с
помощью
четверочастного
деления
дейстительно
соединены в одном
щите гербы
"двух...
фамилий"
(при этом в
сердцевом
щитке в роли
"главного
герба"
помещена
аугментация
- имперский
орел: см.
пункт а) выше).
4. Следует
по
возможности
изобразить
в щите только
одну фигуру,
составляющую
главную эмблему
герба, а если
проситель
пожелает еще
другую, то
второстепенная
фигура
помещается:
а) во
главе щита,
или
б) в
оконечности
щита, или
в) в правом
или левом
углу, в
правой или
левой
стороне от
главной
фигуры, или
г) в вольной
части щита,
или
д) на
какой-нибудь
главной
фигуре,
например столбе,
поясе,
перевязи,
или
е) в
нашлемнике.
Примечание:
указание
"изобразить
в щите только
одну фигуру"
не следует
воспринимать
совсем уж
буквально.
Это
формулировка
максимы,
идеала, к
которому
следует
стремиться
(ведь
проблема
создания
герба
сводится к выбору/созданию
одной, но
уникальной
эмблемы для
помещения в
одном поле.
Это и должно
создавать
уникальный
герб, какого
прежде не
бывало). Вот
почему Кене
оговаривается
- "по
возможности".).
5. Так как
геральдика
есть наука
средневековая,
то
геральдические
фигуры
следует
изобразить
в соответствующей
средневековой
форме, и
вследствие сего
фигуры
классической
древности и
мифологические,
а также и
новейших
времен, например,
локомотивы,
пароходы и
новейшие
орудия, не
должны быть
допускаемы
в гербах.
Примечание:
официальному
российскому
герботорчеству
при Кене и
после него в
целом
успешно удалось
удержаться
на второй
позиции
(отрицающей
внесение
современных
механизмов и
орудий в
гербы), но не
на первой:
кадуцеи, роги
изобилия,
римские и
греческие
колонны с их капителями,
ликторские
пучки-жезлы
и прочая
отчетливо
античная
эмблематика
снова и
снова
проникала в
жалуемые
гербы. Но это
на
подсознательном
уровне
понятно: ко
времени
наступления
средневековья
ионический
или
дорический
ордер уже
вовсю
сущестоввали,
а вот
пистолет -
нет.
Протест
против
фигур
мифологических
тоже не
следует
понимать
дословно:
речь идет не
о
мифологических
(для нас)
грифонах,
единорогах
или
геральдических
пантерах, а -
наверное - об
античных
божествах,
героях и
чудищах, их
специфических
атрибутах и
т.д. - т.е. обо
всем том, что
принесла в русскую
геральдику
предшествующая
Кене эпоха
классицизма.
Но это мне
так
думается).
6. Фигура
должна
занимать
половину
пространства
щита или
поля.
Примечание:
эта чисто
эстетическая
рекомендация
- не более, чем
пожелание
официальным
геральдическим
художникам
"не
мельчить": в
предыдущую
эпоху
главная
фигура
герба очень
часто изображалась
слишком
маленькой,
мелкой относительно
размеров
гербового
поля и выглядела
в нем
мизерно,
одиноко и
"потерянно",
а сам герб
терял свою
узнаваемость
и
выразительность.
Свидетельства
тому являют
нам докеневские
части
Общего
гербовника:
см., например,
гербы
Кандалинцевых
и
Коновницыных,
Сердобиных
и
Яжборовских-Юрьевых,
Бухариных и
Урбановичей,
Дедюлиных и
Снавидовых,
Эмировых и
Вырубовых - и
несть им
числа).
Если более
точно
формулировать
этот максималистский
постулат, то,
наверное,
Кене просто
советовал
художникам
компоновать
щит и
эмблему так,
чтобы она по
габаритным
размерам
(если не по
площади)
стремилась
к тому, чтобы
занять 50
процентов
площади
щита или
около того.
Ясно, что эта
максима не
распространяется
на
геральдические
фигуры,
которые
"привязаны"
к краям щита -
прежде
всего, на
почетные
геральдические
фигуры, у
которых
есть более-менее
устоявшиеся
исторически
пропорции:
стандартный
пояс не
может быть
шире трети
щита - и т.д.).
7. В
геральдике
существуют
только два
металла:
золото и
серебро, - и
четыре
финифти, т.е.
червлень,
лазурь,
чернь и
зелень;
воспрещается
помещать
металл на
металле и
финифть на финифти,
но всегда
металл на
финифти и
наоборот.
(Натуральные
цвета
допускаются
в виде исключения,
например,
для
изображения
человеческого
тела и
багряный
цвет – только
для украшения).
Примечание:
Кене весьма
ригористично
и субъективно
относился к
некоторым
геральдическим
материям, в
чем во
многом
проявился его
авторский
геральдический
стиль и личный
вкус. Так, он -
как и
некоторые
до него - считал
пурпур
"ненормальным"
цветом, чему
нет логического
обоснования
(разве что
Кене считал
пурпур
регальным
цветом или
же исключительным
только
потому, что
им красят геральдические
атрибуты
княжеского
достоинства).
Не знаю,
можно ли в
гербах,
сочиненных
под
руководством
Кене, найти в
щите пурпурную
эмблему или
пурпурное
поле. Во
всяком
случае, как
следует из
этой
инструкции,
Кене
отводил
пурпуру
право
сущестовать
только вне
щита - на
статусных
украшениях
(т.е. геральдических
атрибутах
статуса:
княжеской
мантии,
полушариях
княжеского
венца, внутренности
шлема и пр.).
Для нас
же и сегодня
ясно, что
пурпур -
нормальный
и обычный
геральдический
цвет,
свободно
употребимый
в щите).
8. Каждому
щиту
принадлежит
только один
шлем. Второй
шлем дается
баронам или
соединенным
фамилиям;
три шлема -
графам и
князьям, которые,
впрочем,
могут иметь
до пяти
шлемов.
Примечание:
Пожалования
русским
баронам (как,
к слову, и
ранние
пожалования
русским
графам - хотя
и не всегда)
обычно предполагали
один шлем, но
в 19-ом веке
Россия
активно
признавала
роды Балтии
и Швеции, где
два шлема -
норма для
баронского
герба. Принцип,
сформулированный
Кене, проявляет
уважение к
этим
старинным
гербам. Кеневский
утвердительный
тон
("дается") не следует
толковать
как "обязаны
иметь не меньше"
или "не
имеют права
на большее":
так, созданные
Кене
графские
гербы
Игнатьевых
или Корфов
несли
только по
одному
шлему (таков
и графский
герб С.Ю.
Витте,
созданный и
пожалованный
гораздо
позже - при
Николае
Втором).
Княжеские
роды,
особенно -
древние,
получали
часто не
более 1-2
шлемов, а,
например,
"всего лишь"
бароны
Боде-Колычевы
- три: они и бароны
(право на два
шлема), и соединенный
род (еще одно
право на два
шлема): 2+2=3 ).
На деле же
никакой
прямой
зависимости
между
статусом-титулом
и числом
шлемов в
гербе нет
(кроме
одного
базового
случая:
понятно, что
свежесоздаваемый
стандартный
герб свежепожалованного
нетитулованного
дворянина
не может
иметь более
одного
шлема: ему
просто
неоткуда
взяться).
Во всех
остальных
случаях
никакой
механический,
бухгалетрский
подход не
будет уместен
(что
прекрасно
понимал и
сам Кене). За
всяким
решением о
числе шлемов
стоят те или
основания и
соображения
здравого
смысла.
Скорее,
инструкция
Кене назначает
среднеарифметические
пределы для
каждого
титула - с
большим
допуском.
Гербов с
числом
шлемов
более пяти в
российской
геральдике,
кажется. нет
ни одного.
Шлемы
древнеславянской
формы
даются только
в гербах
древних
русских
родов,
ведущих
свое начало
до
царствования
Петра Великого
и внесенных
в шестую
часть
дворянской родословной
книги.
Такой шлем
дается
серебряный
для гербов
князей,
стальной –
для дворян.
Примечание:
Имеется
ввиду шлем
типа ерихонки,
прообразом
которого
стал
украсивший (по
инициативе
Кене)
государственный
и династические
гербы
правящей
династии
Романовых т.
наз. «шлем
Александра
Невского» (на
деле – шлем
царя
Михаила
Федоровича).
Характерными
геральдическими
характеристиками
этого шлема
являются
козырек с
выдвижной
носовой
стрелкой
(наносником),
подвижные
наушки и
назатыльник.
Нучжно
уточнить то,
что сам Кене
уточнил на практике:
шлем
княжеский
красился
или
полностью
серебром,
или
серебром с
золотыми
деталями-украшениями
(вроде
носовой
стрелки,
каемок и пр.), а
шлем
дворянский
изображался
или
полностью
стальным
(иссиня-стальным)
или же был
стальным с
серебряными
деталями.
Доказательством
тому –
созданные
под
руководством
самого Кене
гербы князей
Шаховских-Глебовых-Стрешневых,
Дадиани-Мингрельских,
Одоевских-Масловых
и мн. др.
Впрочем, об
иерихонках
для
древнего
дворянства
(в т.ч. -
тюркских
моделях у
князей Чингисов
и
Чегодаевых)
в нашем
форуме
много и подробнее
писалось
прежде.
Шлем
своим
положением
должен
соответствовать
направлению
нашлемника.
Шлему принадлежит
намет,
который
должен
соответствовать
металлу и
финифти
нашлемника,
или щита, или
обоих.
Наметы
должны
представлять
снаружи
финифть и
внутри –
металл
герба. Щит с
наметом без
шлема не допускается.
Примечание:
Речь - об
окраске
внешней
стороны
намета
(финифтяной)
и цвете его
подбоя (металлическом).
Кене здесь
не вполне
стройно
излагает
правила
окраски
намета,
которым сам
же следовал:
расцветка
намета
следует
главному
цвету и
металлу все
же щита, и
только если
нашлемник
исполнен в
тех же
цветах, что
доминируют
в щите, можно
говорить о
совпадении
расцветки
намета и
нашлемника.
Но
ориентация
именно на щит
первенствует.
Прецеденты
«намет без
шлема» в
российских
официальных
пожалованиях
единичны, но
все же
бывали (по ОГ
известен один
случай: герб
баронов
Фридриксов).
Кене ставит
эту
безграмотную
компоновку
под полный
запрет.
Обыкновенный
шлем
княжеский
есть серебряный
открытый;
обыкновенный
шлем
графский -
серебряный
с девятью
прутьями;
обыкновенный
шлем
баронский -
стальной с семью
прутьями;
обыкновенный
шлем
дворянский -
стальной с пятью
прутьями;
все прутья
золотые.
Примечание:
Кене
пытается
здесь
соотнести
число решетин
шлема с
числом видимых
зубцов
соответствующей
титулу геральдической
короны,
венчающей
этот шлем (см.
ниже п. 9). Он не
первый, кто
пытался
установить
эту
зависимость
в русской
геральдике (первыми
были Санти и
Адодуров). На
практике эти
попытки не
удались,
установление
зависимости
не
состоялось.
Да и сам Кене
(в отличие от
Адодурова)
провозглашенной
им регламентации
не пытался
следовать:
известно
великое
множество
подготовленных
Кене (и
Высочайше
утвержденных)
гербов, где
шлемы
простых
дворян
имеют по
семь
решетин, баронские
и графские –
по пять, а
шлемов о
девяти решетинах
в гербах,
созданных
при и после
Кене, я не
знаю вовсе
(до него –
бывало:
примеры – рисунок
герба а акте
пожаловани
герба
графам Бобринским;
еще ранее,
при
Адодурове –
пожалования
графам
Бестужевым-Рюминым,
Разумовским,
Гендриковым
и
Ефимовским
и др.). При
внесении
таких
гербов в
Общий гербовник
в
большинстве
случаев
упоминания
о числе
решетин
были вообще
опущены или
проигнорированы:
это не было
значащей
материей.
Перед нами -
как раз тот
случай,
когда проект
норматива
нормативом
не стал:
число решетин
– вещь
совершенно
безразличная:
ключевое
значение
для
фиксации
статусности
шлема имеют
именно тип
этого шлема
и его цвет
(металл).
Весьма
интересна
упомянутся
в Инструкиции
идея Кене (см.
выше) давать
князьям
шлем
«серебряный
открытый».
Очень может
быть, что
Кене
предполагал
сделать
шлем князей
вовсе без
решетин, с
открытым,
как у владетельных
суверенов
(монархов)
забралом, но
только
металлом не
монаршим
(золотым), а «похуже»,
пониже
рангом -
серебряным.
В этом есть
некоторая
логика: ведь
иерархия шлемов
выстраивается
и в по
достоинству
металла (от
стали – через
серебро – к
суперпочетному
золоту), а не
только по
фасону и
атрибутам
шлема.
Таков ли был
замысел
Кене? Была ли
эта идея навеяна
последним,
случившимся
в 1856-ом, в самом
начале его
работы на
геральдическом
поприще,
пожалованием
герба светлейшему
князю А.Ф.
Орлову,
которому
дали совершенно
несусветную
и
неслыханную
почесть в
виде
золотого
шлема вовсе
без забрала?
Не знаю. Не
знаю даже,
каково было
участие
Кене в гербе
князя
Орлова (а оно –
по времени –
вполне
могло
случиться; к
слову, читающие
по-английски
могут
прочесть о
том в заметке
- и
посмотреть
там
картинку - на
нашем англоязычном
сайте: http://the.heraldry.ru/armorial/shakhovskoy.html). Важно, что
затея
«князьям –
открытый
серебряный
шлем без
решетин» ни
разу не была
реализована
в
Высочайших
пожалованиях:
князья
древние
получали
предусмотренную
чуть выше в
Инструкции
самим же
Кене
ерихонку, а
все прочие -
обычные
европейские
шлемы
(серебряные с
золотыми
решетинами).
Т.е. "попытка
норматива"
не стала
нормативом.
Вообще, цели
кеневских
инструктажа
по расцветке
шлемов не
вполне ясны:
да,
теоретически
все верно, но
на практике
это
находило не
вполне
внятное
воплощение.
Скажем если
понимать
под графскими
шлемами
шлемы в
графском
гербе, то они
чаще всего
увенчаны
простыми
дворянскими
коронами и
имеют
вполне
стальной
колер; графская
же корона
лежит на
щите и
никакого
шлема собою
не освящает
(не меняет
его цвет). В
тех же
случаях,
когда ей
удается
увенчать
шлем,
последний
все равно
выглядит
просто
стальным –
как и
соседние с
ним шлемы под
дворянской
короной. И
что вообще
считать титульным
шлемом?
Скажем,
княжеский
шлем - это тот
шлем, на
который
надета
княжеская
шапка - или
любой шлем в
княжеском
гербе (где
этих шлемов
может быть
"до пяти")?
Едва ли
верно
первое, но и
второе не
подтверждается
практикой
Кене-Фадеева...
Непросто
тут все.
9. Потомки
князей,
происходящие
от Рюрика и Гедимина,
имеют право
поместить в
гербах своих
корону
древнерусской
формы, но
багряного
цвета и
украшенную
в середине
золотым
древневизантийским
двуглавым орлом.
Примечание:
Кене, вроде
бы, даже
сочинил ее проект,
но ни разу
этот проект
не был
востребован.
Такой
короны в
нашей
геральдике
нет ни
теоретически,
ни
практически,
поэтому
пользоваться
ею нельзя.
Корона
светлейших
князей
состоит из
венца с
тремя
дугами,
украшенными
драгоценными
камнями и
жемчугом;
она подбита
багряным бархатом
и увенчана
державою с
крестом о широких
концах.
Примечание:
Говоря о
дугах. Кене
имеет ввиду
видимые:
всего их
(включая
дальнюю, не
видимую
зрителем ) –
разумеется,
четыре.
Упомянутая
корона –
небезынтересное
нововведение:
подробней
на нашем
сайте о ней
писалось
вот здесь: http://sovet.geraldika.ru/article/10202
В отличие от
предыдущей,
для Рюриковичей-Гедиминовичей,
инвенция
"для светлейших"
является
де-юре
действительной.
Корона
сиятельных
князей
имеет
вместо венца
горностаевую
опушку с
тремя
дугами, украшенными
жемчугом, и
увенчана
державою и крестом.
Корона
князей-нехристиан
украшается
вместо
креста
золотою
звездою о
пяти лучах.
Примечание:
Эта корона
не
существует
по тем же
причинам,
что и корона
Рюриковичей-Гедиминовичей
(см. прим. выше).
Графская
корона
составляется
из золотого
венца с
девятью
остриями,
увенчанными
жемчужинами.
Примечание:
Здесь и ниже
имеются
ввиду только
видимые
зрителю
зубцы.
Баронская
корона
схожа с
графскою,
только с
семью
жемчужинами.
Примечание:
Со времен
Санти
(приверженца
французских
образцов) и
до Кене
российское официальное
герботворчество
пользовалось
для
обозначения
баронского
статуса
французским
типом венца:
широкий,
украшенный
камнями,
обруч,
обвитый
жемчужной
нитью. Кене
предпочел
назначить
на эту роль баронскую
корону
среднеевропейского
типа (этот
фасон можно
было б
назвать
немецким или
австрийским
– но это будут
не совсем
точные, очень
приблизительные
названия). Ее
и стали получать
в гербы
признаваемые
в
российской геральдической
юрисдикции
баронские
роды (напр., те
же
Боде-Колычевы,
Сталь фон
Гольштейны
и пр).
Нововведения
не
вытесняли
прежнюю
традицию
немедленно:
на
известном
экслибрисе
Боде-Колычева
его новый
герб изображен
под более
привычной
граверу
французской
короной, а не
кеневским
нововведением).
Случались и
интересные
исключения:
например,
Кене
подготовил
Высочайшее
пожалование
соединенного
герба
французскому
барону Густаву
Дю-Буа де
Роман-Кайсарову
(в связи с присоединением
русской
фамилии к
его собственной):
в герб была
помещена
корона
смешанного
типа - в виде
украшенного
самоцветами
обруча, но с
семью
крупными
жемчужинами
(не на зубцах!
жемчужинки
сидят прямо
на обруче), который
обвит той
самой
жемчужной
нитью. А в гербе
Васильевых-Шиловских
баронская
корона
Васильевых
имеет тот же
вид, что у
Роман-Кайсарова,
но крупных
жемчужин на
обруче видно
три (всего их –
четыре). Этот
тип больше
близок
апеннинско-пиренейским
баронским
венцам.
Но основное
нововведение
Кене для
баронов -
семизубая
корона –
де-юре
состоялось.
Дворянская
корона
состоит из
венчика с тремя
листьями,
между
которыми
помещены
две большие
жемчужины.
Венок,
скрученный
из лент по
металлу и
финифти
главного
щита, может
заменить
корону в
нашлемнике.
Примечание:
В
российскую
повседневную
геральдическую
практику (на
печати,
перстни, в
экслибрисы)
давно и
активно
проникал
другой
европейский
тип
дворянской
короны: пятизубый
венец с
жемчужинами
на каждом
зубе. Но официальное
герботорчество
этого
фасона никогда
не
легализовало
и
продолжало
давать в
гербы
наиболее
привычную
нам поныне:
пятизубую
же, где
главные
зубцы – как
сельдерейные
листья, а
между ними
на малых
зубчиках – жемчужины.
Что до
бурлетов, то
с первых
своих шагов
русское
официальное
герботворчество
считало
бурлет
дворянским
атрибутом.
Поначалу - во
второй и
третьей
четверти 18-го
века - им отличали
гербы
новопожалованных
дворян от гербов
старых
дворян (так,
графам
Гендриковым
-
родственникам
царицы
Екатерины
Первой и ее
внучки
царицы
Елисаветы - был
заготовлен
герб, где над
графской
короной
помещался
шлем с
дворянским
бурлетом, а не
с более
почетной
дворянской
короной: ведь,
несмотря на
свое
родство-свойство
с царской
семьей, они
были новыми
дворянами.
Кстати, с
этим
бурлетом
герб и был
внесен в ОГ -
сто лет
спустя).
Во времена
Екатерины
об этом
различении
дворян
позабыли, и
число
пожалований
с бурлетом
стало
крайне
редким
(впрочем, при
Екатерине и
о
дворянской
короне все
чаще
забывали:
примеров
лысых шлемов
- тьма в ОГ).
Бурлет
остался
дворянским
атриубтом,
но без того
особого
значения,
что имел в 18-ом
веке.
Изложенная
в
Инструкции
позиция
Кене просто
лишний раз
подтверждает
дворянский
статус
бурлета.
Образцы российских
гербов
работы Кене,
где
дворянский
статус
обозначен
не короной, а
заменяющим
ее
дворянским
бурлетом,
известны и
по ОГ: Беренсы,
Ивеличи,
Мердеры и пр.
В
современной
России
бурлет –
дворянский
атрибут. На
Украине
ситуация не
так однозначна.
10. Щитодержатели
допускаются
только в
гербах
титулованных
родов и
древних
дворян, внесенных
в шестую
часть
дворянской
родословной
книги.
Допускается
выдача
гербов с
щитодержателями,
изображающими
новейшие
исторические
фигуры,
как-то:
солдат тех
полков, в которых
служили
полководцы
или которых
они состоят
шефами.
Примечание:
Заметим, что
щитодержатели
– еще одна
(наряду со
шлемом-ерихонкой)
привилегия
древнего
дворянства.
В случае с
воинами-щитодержателями
Кене - хотя
это и весьма
противоречило
его нежеланию
пускать в
гербы
современность
- лишь выразил
готовность
следовать
практике,
сложившейся
до него, хотя
и
рассматривает
такие пожалования
не как норму,
а как
исключение
("допускается...").
Например,
донской
наказной атаман
П.Х. Граббе
при Кене
получил в
щитодержатели
своих
казаков, а
герольдмейстер
Орлов –
имперских
герольдов
Александра Освободителя.
Старые,
докеневские
примеры
воинов-подчиненных
– в гербах
князей: Чернышевых,
Паскевичей-Эриванских
и Васильчиковых;
графов:
Левашовых,
Никитиных,
Рюдигеров
(не путать с
предками
нынешнего
патриарха);
баронета
Виллие - и мн.
др. Первый в
ряду обладателей
подобных
щитодержателей
– «счастья баловень
безродный»
князь и
единственный
русский
герцог: А.Д.
Менщиков.
Продолжение сле...
|
|
Соучредитель
и секретарь
Гильдии
геральдических
художников
Дмитрий
Иванов родился
8 июля 1973 года в
Кургане.
Учился в
Курганском
государственном
педагогическом
институте
(факультеты –
иностранных
языков и
исторический).
В 1994-2000 гг. –
пресс-секретарь,
редактор
служб
информации,
автор и
ведущий
теле- и
радиопрограмм,
политический
обозреватель
ряда
телерадиокомпаний
Урала.
Автор-разработчик
и соавтор
ведомственных
геральдических
знаков и
эмблем,
гербов и
флагов
муниципальных
образований,
корпораций.
Художник-дизайнер
должностной
и наградной
аттрибутики.
Автор-разработчик
и художник
множества
личных
гражданских
гербов.
Главный редактор
интернет-ресурсов
"Геральдика
Сегодня" и
англоязычного
"Russian Heraldry As It Is"
("Русская
геральдика
как она
есть").
Ведущий
сервиса
консультаций
по вопросам
герботворчества
на сайтах
"Геральдика.Ру"
и
"Геральдика
Сегодня".
Соредактор
научно-просветительских
сайтов "Геральдическая
Библиотека"
и "Геральдика.Ру".
|
.
Источник: Геральдическое
чтениедизайн
мансарды 30.10.2011
Создатель
герба
Российской
империи
(Барон Б.В.
Кёне: штрихи
к портрету)
[ 09.10.2005 ] // Евгений
Пчелов
Личность
и труды
барона
Бориса
Васильевича
Кёне
получили в
геральдической
историографии
крайне
резкую
отрицательную
оценку.
Такая
репутация
сложилась у
Кёне ещё при
жизни, но в
дореволюционный
период
отношение к
деятельности
Кёне было
более
взвешенным,
вплоть до
появления в 1915
г. большой
работы П.И.
Белавенца
об истории
государственного
герба в
имперский
период, по
сути
являвшейся
запоздалой полемикой
по поводу
кёневского
варианта герба
и особенно
актуальной
для периода
Первой
мировой
войны, когда
обострилась
борьба со
всем
немецким и
австрийским.
Позиция Белавенца
вкупе с
негативной
характеристикой
личности
Кёне
многими его
современниками
повлияла и
на
современную
историографию.
Практически
в каждом
труде по
истории
государственной
геральдики
России
авторы
отзываются
о создателе
имперского
герба с
саркастической
неприязнью
и каждый
считает своим
долгом
привести
отрывок из
так называемой
«Археологической
оды» Е.Е.
Люценко, написанной
в 1870 и 1878 гг. и
посвящённой
бар. В.Г.
Тизенгаузену,
весьма
популярной
в своё время
в научных кругах:
«…Различных
государств
кресты
На шее у него
болтались,
Развешенные
в три ряда,
Здесь было
всё: медали,
знаки
И даже,
наконец,
звезда
Персидской
бешеной
собаки.
Берлинский
партикулярист,
Шпион по
иностранной
части,
Как
самозванный
геральдист
Добился он
на службе
власти…»
(и т.
д. «Звезда
персидской
бешеной
собаки»: имеется
в виду
персидский
орден Льва и
Солнца. - Е.П.).
Впрочем,
цитируется
«ода» крайне
избирательно
и далеко не в
лучших своих
местах(1).
Такое
единодушие,
основанное
на заранее сформированном
мнении, не
позволяет
более трезво,
без
излишней
эмоциональной
экзальтированности
оценить
вклад Кёне в
российскую
науку и
геральдическую
практику.
Работ,
посвящённых
этой теме, за
исключением
небольшого
текста С.Л.
Плотникова(2),
практически
не имеется.
Целью
данного
очерка
является
краткий
обзор
истории
жизни и деятельности
Кёне, одного
из самых
любопытных
деятелей
истории
российской
геральдики.
Бернгард
Карл (в
России -
Борис
Васильевич) Кёне
(4/16.7.1817, Берлин - 5.2.1886,
Вюрцбург,
Бавария)(3)
родился в
семье
тайного
государственного
архивариуса,
берлинского
еврея,
принявшего
реформатское
вероисповедание(4)
(сам Кёне и
его сын
остались
протестантами,
несмотря на
то что
связали
свою жизнь с
Россией, а
внук уже был
православным).
Он рано
увлёкся
нумизматикой
и свою первую
работу в
этой
области
(«Монетное
дело города
Берлина»)(5)
опубликовал
в возрасте 20
лет, ещё
когда был
учеником
берлинской
гимназии
имени Фр.
Вердера.
Затем Кёне
учился в
Лейпцигском
и
Берлинском
университетах,
в 1841 г. защитил
диссертацию
о монетах
Фридриха II
Бранденбургского
и получил
звание
приват-доцента
Берлинского
университета
по кафедре
нумизматики
и
археологии.
Он также
стал одним
из активных
деятелей, а
затем и
секретарём
Берлинского
нумизматического
общества, а в
1841-1846 гг.
руководил
изданием журнала
по
нумизматике,
сфрагистике
и геральдике(6).
Вообще Кёне
имел
превосходные
организаторские
способности
и, в частности,
умел хорошо
поставить
издательское
дело, что
впоследствии
пригодилось
ему в России(7).
С
Россией
Кёне заочно
познакомился
ещё в начале
1840-х годов.
Известный
нумизмат
Яков Яковлевич
Рейхель,
служивший в
Экспедиции
заготовления
государственных
бумаг, владелец
одной из
крупнейших
нумизматических
коллекций,
обратил
внимание на
молодого
человека,
вскоре
ставшего
его помощником
в
собирательстве
и
«представителем»
в немецких
нумизматических
кругах.
После окончания
университетского
курса Кёне
впервые
приехал в
Петербург. В
Берлин он
вернулся с
твёрдым
желанием
поступить
на русскую
службу и выступил
претендентом
на
свободную
тогда кафедру
археологии
в
Петербургской
Академии
наук (чего
так и не
произошло). В
результате
протекции
Рейхеля 27
марта 1845 г.
Кёне был
определён
помощником
начальника
Первого
отделения
Императорского
Эрмитажа (Первое
отделение
включало
собрания
антиков и
монет, им
руководил
крупный
нумизмат Флориан
Антонович
Жиль) с чином
коллежского
ассесора [к
концу жизни
Кёне
дослужился
до тайного
советника (1876)].
Следует
подчеркнуть,
что именно в
это время, во
второй
половине 1840-х -
начале 1850-х годов,
в Эрмитаже
велась
самая
активная работа
(под
непосредственным
руководством
Николая I) по созданию
собственно
музея,
открытого для
публики, в
новом
здании
(Новый
Эрмитаж),
строившемся
по проекту
Лео фон
Кленце.
В
Петербурге
Кёне развил
бурную
деятельность.
Упорное
желание
попасть в
Академию наук,
причём по
археологическому
«направлению»,
стимулировало
не только
активное
изучение им
археологии,
но и его не
менее
активную
организаторскую
работу.
Стремясь
обрести
нужный вес в
научных
кругах, Кёне
выступил
инициатором
создания в
России
специального
нумизматического
общества, но
поскольку
археология
неизбежно
привлекала
его, он
соединил
две эти науки
под одним
«административным»
названием -
так появилось
Археологическо-Нумизматическое
общество в
Петербурге
(позднее
Русское Археологическое
общество),
наименование
которого
Кёне
попытался
объяснить
уже на первом
его
заседании (17
июня 1846 г.),
подчёркивая
тесную
связь
археологии
и
нумизматики.
Президентом
общества
согласился
стать герцог
Максимилиан
Лейхтенбергский,
вице-президентами
стали Жиль и
Рейхель,
секретарями
- И.А.
Бартоломей
и Кёне. По
сути, вся
организационная
работа
легла на
плечи
предприимчивого
иммигранта,
который
сразу же
постарался
придать ей
как можно
более
широкий
размах. Работа
в обществе
выявила
несколько
характерных
черт
деятельности
Кёне.
Во-первых, он
сумел
организовать
издание
«Записок» общества,
шесть томов
которых
увидели
свет в 1847-1852 гг.
Во-вторых,
Кёне
отличала
большая
научная
активность,
он выступал
практически
на каждом
заседании, а
его
интересы
были крайне
разнообразны.
Достаточно
сказать, что
когда в
разросшемся
обществе в 1851
г. образовались
три отдела
(русской и
славянской
археологии,
восточной
археологии,
древностей
и западной
археологии),
Кёне
записался
во все три и в
третьем был
избран
секретарём.
Наиболее
крупной его
научной
работой этого
периода
стала книга
«Исследования
об истории и
древностях
Херсонеса
Таврического»
(СПб., 1848).
В-третьих,
Кёне
стремился
пропагандировать
себя и
общество в
европейском
масштабе. На
нём лежала
вся
переписка с
иностранными
учёными.
Работы
самого Кёне
известны на
семи языках.
А
иностранные
научные общества
неизменно
принимали
его в свои члены,
так что к
концу жизни
он являлся
членом 30
зарубежных
обществ и
академий (в
Петербургскую
он так и не
попал).
Кстати,
ориентированность
на Запад
привела к
тому, что Кёне
старался не
допускать
на
заседаниях
докладов на
русском
языке
(только на
французском
и немецком,
издание
«Записок»
общества
осуществлялось
на
французском,
немецком и
русском
языках), и
лишь после
того как в общество
вступил
этнограф и
археолог
Иван Петрович
Сахаров (1807-1863),
русский
язык был
восстановлен
в своих
правах. В
период деятельности
Кёне в
обществе и
его работы в Эрмитаже
открылась
ещё одна его,
нелицеприятная,
черта,
отталкивавшая
многих
общавшихся
с ним людей -
«искательство»,
стремление
заручиться
поддержкой
значительных
фигур
чиновного
мира. И
действительно,
со временем
Кёне сумел
войти в
доверие и к
гр. В.Ф. Адлербергу,
и к гр. П.А.
Шувалову,
пользовался
расположением
сына
министра
народного
просвещения,
известного
археолога
гр. А.С. Уварова.
Он, кроме
того,
помогал им
собирать
нумизматические
коллекции,
приобретя
репутацию
ловкого
дельца,
успешно
занимавшегося
скупкой и
продажей
монет.
Видимо, эта
деятельность
и привела к
тому, что 2
апреля 1850 г. Кёне
был
перемещён
во Второе
отделение
Эрмитажа
(картинная
галерея).
Одновременно
он
предпринимал
шаги, чтобы
закрепиться
на
геральдическом
поприще,
поступив на
службу в
департамент
Герольдии
Правительствующего
Сената.
Карьера
Кёне в
Русском
Археологическом
обществе
оборвалась
с приходом
нового августейшего
руководителя
Великого
князя Константина
Николаевича.
Он не
утвердил избрание
Кёне
секретарём
третьего
отдела
общества
(единственный
случай за
всю историю
общества), в
результате
чего в
начале 1853 г.
Кёне
покинул его
ряды.
Константин
Николаевич,
видимо,
вообще
питал к Кёне
устойчивую
неприязнь. В
частности,
он
неодобрительно
отнёсся к
проекту
государственного
герба 1856-1857 гг.
Н.И.
Веселовский
так оценил
роль Кёне в
истории
Русского
Археологического
общества:
«Во
всяком
случае,
следует
заметить,
что наше
Археологическое
общество
очень
многим обязано
Кёне. Он с
первых же дней
существования
общества
сделался
одним из
самых
усердных
его
сотрудников.
Не много
прошло
заседаний, в
которых мы
не видели бы
участия
Кёне, то
сообщавшего
свои исследования
по разным
вопросам
археологии,
то
изъяснявшего
классические
древности и монеты,
поступавшие
в
Императорский
Эрмитаж или находящиеся
в частных
собраниях,
то дававшего
разные
более или
менее
интересные
заметки. На
нём лежала
первое
время
иностранная
переписка, и
он же
состоял
редактором Mémoires’ов
во всё время
их выхода. И
надо сказать,
что
удаление
Кёне
оставило в
обществе существенный
пробел,
который
долго никем
не был
восполнен»(8).
Вторая
половина 1850-х
годов - это
триумф Кёне
в Герольдии,
когда он в 1856 г.
создаёт
Большой государственный
герб
империи, а в
июне 1857 г. становится
управляющим
Гербовым
отделением
при департаменте
(с
оставлением
в должности
по Эрмитажу).
Возглавив
всю
практическую
работу в
области
российской
геральдики,
Кёне в течение
последующих
лет начал
масштабную
геральдическую
реформу,
стремясь
унифицировать
и придать
системность
корпусу
российских родовых
и
территориальных
гербов
путём приведения
их в
соответствие
с правилами
европейской
геральдики
(например,
поворот фигур
в правую
геральдическую
сторону; замена
некоторых,
казавшихся
Кёне не
подходящими
для геральдики,
фигур на
иные и т. д.) и
введения
новых
принципов и
элементов
(помещение
губернского
герба в
вольную
часть
городского,
система
эмблем
внешней
части
территориальных
и городских
гербов,
отражающих
их статус и т.
д.)(9). Кёне
принадлежит
также и авторство
чёрно-жёлто(золотого)-белого
государственного
российского
флага,
решённого в
цветах
главной
фигуры и
поля щита
российского
государственного
герба
(чёрный орёл
в золотом
поле)(10). Но,
несмотря на
успешность
практической
геральдической
деятельности,
научная
репутация
Кёне в те же
годы
оказалась
безнадёжно
испорченной.
Летом 1858 г. в
королевском
минц-кабинете
в
Стокгольме
Кёне обнаружил
древнерусскую
монету.
Интерпретировав
её как
монету
князя Олега,
он поспешил
оповестить
о
сенсационной
находке научный
мир и
натолкнулся
на твёрдые и
аргументированные
возражения
А.А. Куника.
Куник однозначно
и абсолютно
верно
определил
монету как
сребреник
Ярослава
Мудрого с
изображением
Георгия
Победоносца,
Кёне не
воспринял
критику и
стоял на
своём - в
печати развернулась
острая
дискуссия. К
ней
подключился
В.В. Стасов,
раздувший
её до
масштабов
настоящего
научного
скандала.
Кёне
обвиняли в
недопустимо
оскорбительном
тоне.
Примером этого
считали
слова
«первооткрывателя»,
что ему
безразлично
мнение
чиновников
минц-кабинета
Эрмитажа
(где служил
Куник),
поскольку, дескать,
«никто из них
до сих пор не
издал в свет
никакого
сочинения
по
Нумизматике»
(имелся в
виду прежде
всего Куник)(11).
Со временем
страсти
улеглись, но
научное
реноме Кёне было
испорчено(12).
Между
тем продолжалась
и
эрмитажная
деятельность
Кёне. В
январе 1864 г. он
был
назначен
советником
по учёной
части
Эрмитажа. В 1866
г. издал с
небольшими
комментариями
репродукции
хранящихся
в Эрмитаже
картин
Леонардо да
Винчи и Рафаэля,
в следующем
году
«Галерею
портретов
Дома
Романовых» -
знаменитую
Романовскую
галерею
Зимнего
дворца. В
конце 1870-х годов
Кёне
совершил
действительно
значимое научное
открытие.
Благодаря
сфрагистическому
анализу и
исследованию
документальных
материалов
ему удалось
выяснить
историю
покупки
Екатериной II коллекции
картин
берлинского
коммерсанта
И.Э.
Гоцковского
в 1764 г.(13)
Приобретение
коллекции
считается
началом
истории
Эрмитажного
музея, и этой
датой,
вошедшей
сегодня во
все
путеводители
и издания по
Эрмитажу, мы
обязаны
именно Кёне.
Одна из
последних
крупных
работ Кёне (1882)
рассматривала
историю
дипломатических
отношений
российского
и прусского
дворов с середины
XVII по середину XVIII в.
включительно.
15
октября 1862 г.
Кёне было
дозволено
принять баронский
титул,
пожалованный
12/24 мая того же
года
правительницей
(за малолетством
принца
Генриха XXII) княжества
Рёйсс-Грейцского
Каролиной-Амалией(14).
В
литературе
можно
встретить
утверждение,
что этим
титулом
Кёне обязан
созданному
им
государственному
гербу
Российской
империи(15), но эти
данные
нуждаются в
подтверждении.
Скорее
всего,
предприимчивый
нумизмат
просто
купил права
на этот
титул и
таким
образом стал,
наверное,
единственным
в России
бароном
«Рёйсс-Грейцским».
Звезда
Кёне
закатилась
в начале
царствования
Александра III. В июне 1883 г.
барона
отчислили
из состава
коронационной
комиссии. В
апреле 1885 г. он,
получив отпуск,
уехал за
границу «на
лечение», где
и умер. Потомки
Кёне
находились
на военной
службе. Сын -
Борис
Борисович (1846-?),
гвардейский
офицер,
полковник (1889), участвовал
в
Русско-турецкой
войне 1877-1878 гг.(17) Внук
- тоже Борис
Борисович
(1872-после 1931),
выпускник
Николаевского
кавалерийского
училища,
дослужился
до
генерал-майора,
воевал у белых,
в эмиграции
жил в
Югославии и
Болгарии(17).
Пока не
удалось выяснить,
здравствуют
ли его
потомки в
настоящее
время.
* * *
Ссылки и
примечания:
1. Полный
текст,
посвящённый
Кёне, см.: 1.
Стихотворения
археологов
Е.Е. Люценка и
барона В.Г.
Тизенгаузена
/ Сообщил А.И.
Маркевич //
Известия
Таврической
учёной
архивной комиссии.
Симферополь,
1910. N 44. С. 77-78; 2.
Примечания
к
стихотворениям
археологов
А.И.
Маркевича //
Там же. 1911. N 45. С. 70-71.
2. Плотников
С.Л. «Кёне Б.В.,
барон…,
управляющий
Гербовым
отделением
Департамента
Герольдии
Сената,
археолог,
нумизмат, геральдик»
// Десятая
Всероссийская
нумизматическая
конференция:
Тез. докл. и
сообщ. М., 2002. С. 313-314.
3. Кёне
посвящены
биографические
статьи в нескольких
энциклопедических
изданиях: Русский
Биографический
словарь. Т. 8.
СПб., 1897. С. 614-615; Энциклопедический
словарь
Брокгауза и
Ефрона: Биографии.
Т. 5. М., 1994. С. 768;
Фенглер Х.,
Гироу Г.,
Унгер В.
Словарь
нумизмата. М.,
1993. С. 131;
Отечественная
история:
История
России с
древнейших
времён до 1917
года: Энцикл.
Т. 2. М., 1996. С. 547-548 (автор
статьи Ю.И.
Штакельберг);
Рыхляков В.Н.
Петербуржцы
- авторы
работ по
генеалогии
и истории
семей:
Биобиблиограф.
справ. СПб., 2003. С.
99-100. Биографические
сведения о
нём можно
также найти
в тр.:
Веселовский
Н.И. История
Императорского
Русского
Археологического
общества за
первое
пятидесятилетие
его
существования.
1846-1896 гг. СПб., 1900;
Спасский И.Г.
Нумизматика
в Эрмитаже:
Очерк
истории
Минцкабинета
- Отдела
нумизматики
// Нумизматика
и
эпиграфика.
[Т.] 8. М., 1970.
Архивный
фонд Кёне
имеется в
РГИА (Ф. 1493).
4. В ряде
изданий
можно
встретить
информацию,
что Кёне
будто бы
происходил
«из патрицианской
семьи
вольного
города
Бремена». С.В. Любимов
отмечает,
что род Кёне
происходит
из
Вюртемберга
[Любимов С.В.
Титулованные
роды
Российской
Империи. М., 2004
(1-е изд. - СПб., 1910). С. 239].
5. Das Muenzwesen der Stadt Berlin: Ein historischer Versuch. Berlin,
1837.
6. «Zeitschrift fuer Muenz-, Siegel- und Wappenkunde»,
возобновлён
в 1859 г.
7. По
отзыву Н.И.
Веселовского,
Кёне был
«великий»
мастер издательского
дела,
«относившийся
к печатанию
с полною
любовью и
внимательностию»
(Веселовский
Н.И. Указ. соч.
С. 306).
8.
Веселовский
Н.И. Указ. соч.
С. 67.
9. Подробнее
см.:
Лукомский
В.К., Типольт
Н.А. Русская
геральдика.
М., 1996. С. 23-24;
Соболева Н.А.
Российская
городская и
областная
геральдика XVIII-XIX вв. С. 123-124, 135-140; см.
также:
Лавренов В.И.
«Дело» о
тверских
гербах и Б.В.
Кёне //
Биография
как вид исторического
исследования.
Тверь, 1993. С. 122-137.
10. Артамонов
В.А. Флаг. С. 443-445; Дегтярёв
А.Я. Указ. соч.
С. 86-87.
Александр II утвердил
гербовые
цвета 11 июня 1858
г. Цвет третьей
полосы
соответствовал
«белому или
серебряному
всаднику (Св.
Георгию) в
Московском
гербе».
11. Подробнее
см.: Куник А.А. О
русско-византийских
монетах
Ярослава I с
изображением
Святого
Георгия
Победоносца.
СПб., 1860.
12. «Опыты его
(Кёне) в
русской
нумизматике
были не
только
неудачны, но
даже
скандальны -
как по
легкомыслию,
так и по
недопустимому
в научной
дискуссии
высокомерному
тону. Именно
они привели
Кёне как
учёного к
банкротству,
выявив с полной
отчётливостью
спекулятивный
характер
его
публикаций»
(Спасский И.Г.
Указ. соч. С. 153).
13.
Левинсон-Лессинг
В.Ф. История
картинной галереи
Эрмитажа (1764-1917).
Л., 1986. С. 255, 295.
14. Кн.
Лобанов-Ростовский
А.Б. Русская
родословная
книга. Т. 1. СПб.,
1895. С. 264; гр.
Бобринский
А.А.
Дворянские
роды, внесённые
в Общий
Гербовник
Всероссийской
Империи. Ч. 2.
СПб., 1890. С. 706-707;
Любимов С.В.
Указ. соч. С. 239.
Герб баронов
Кёне был
внесён в
«Общий гербовник
дворянских
родов
Всероссийской
Империи»
сенатским
определением
от 24 июня 1874 г. (Ч. XII, N 40).
15. Плотников
С.Л. Указ. соч.
С. 314.
16. РГВИА. Ф. 400. Оп. 9.
Д. 28749. Л. 3-3об., 6-6об., 12.
17. Волков С.В.
Офицеры
российской
гвардии: Опыт
мартиролога.
М., 2002. С. 226.
Источник - Е.В. Пчелов.
Российский
государственный
герб:
композиция,
стилистика
и семантика
в историческом
аспекте.
(Библиотека
Русской Антропологической
Школы,
выпуск 1). М.,
РГГУ, 2005. С. 80-86.
|
|
